Тостуемый пьет до дна. Страница 2
— Какой идиот додумался поставить здесь это полотно?! — удивились мы.
— Абстрагамз, — угрюмо сказал наш водитель и посмотрел на Омара Гаджи.
— Опять! — вздохнул Омар Гаджи.
— Хорошо, если не Абстрагамз, тогда кто?! Кому бы разрешили здесь голую бабу нарисовать?
— Этого я не знаю, — развел руками Омар Гаджи. И рассказал:
Когда в 1962 году на выставке в «Манеже» Хрущев поругался с молодыми художниками, партия приказала всем обкомам (областным комитетам коммунистической партии) выявить у себя абстракционистов, заклеймить позором и выгнать из Союза художников. А Дагестанский обком, к ужасу своему, обнаружил, что ни одного абстракциониста на территории Дагестана нет. Тогда они обратились к народному поэту Расулу Гамзатову с просьбой привезти из Москвы настоящего абстракциониста. Пообещали, что дадут ему квартиру и гарантируют, что на хлеб с маслом он заработает. Но за это они абстракциониста всенародно осудят и немножко заклеймят. Расул пришел в восторг от такого поручения и всем о нем рассказывал. Прошло время, все уже забыли об этом. Но когда в прошлом году на дорогах начали появляться эти плакаты, горцы решили, что картинки рисует тот самый абстракционист из Москвы. И назвали его — Абстрагамзом. (Абстракционист Гамзатова).
— Горцы идеалисты! Думают, пообещаешь нищему художнику квартиру, он все бросит и сразу приедет! — сказал Расул, когда мы вернулись в Махачкалу. — Ни один, даже самый немодный, не согласился к нам приехать. Сказали, что будут бороться за свободу здесь, на переднем крае, — в Москве! Или — в Соединенных Штатах Америки! А плакаты эти, только между нами, плод подростковых комплексов сына жены начальника нашего АВТОДОРА. Жена у него эстонка, а эстонки считают, что, когда дети рисуют, они меньше пьют.
Через какое-то время случай свел меня и с самим начальником автомобильных дорог — маленьким лысым даргинцем с грустными глазами. Я похвалил плакат «Не кури в постели!», который нарисовал сын его жены.
— Это вам Расул рассказал? — спросил он.
— Да.
— Расул Гамзатович поэт — он в облаках витает. Майга не живописью отвлекает своего сына, а музыкой. Мы купили ему барабанную установку, полный комплект — и теперь он лупит по барабанам и днем и ночью, соседи уже три раза милицию вызывали. А когда мы его просим ночью не барабанить, он говорит:
— Вы хотите, чтобы я опять много водка стал пить? — Тоненьким голосом передразнил он пасынка. Достал платок, высморкался и сказал:
— А плакаты эти рисует Абстрагамз, каждый пастух знает!
ФЕДОР, РАЗДЕВАЙ!
Думаю, что должен упомянуть и о некоторых привилегиях, которые принесла мне дружба с Народным поэтом.
Как-то, в самом начале работы, мы с Гамзатовым и Огневым приехали на моем «Москвиче» в Дом литераторов пообедать. Пока я запирал машину и снимал щетки, чтобы их не украли, Расул и Володя прошли в ресторан. Меня на входе остановила вахтерша:
— Ваше удостоверение. (В Дом литераторов пускали только по членским билетам Союза писателей, а у меня такого не было.)
— Я шофер Расула Гамзатова, — сообразил я и показал ей щетки.
— Проходите.
Лет через десять, когда приехала итальянская делегация — Софи Лорен, Марчелло Мастроянни, Луиджи Де Лаурентиис, — я пригласил их на ужин в ресторан Дома литераторов.
За эти годы я стал узнаваемой личностью: меня несколько раз показывали по телевизору в «Кинопанораме», фотографии мелькали в журнале «Советский экран». И теперь в Доме литераторов меня встречали тепло и сердечно.
Когда мы все вошли в вестибюль, я сказал вахтерше:
— Это итальянские гости. Они со мной.
— Пожалуйста, пожалуйста, очень рады вас видеть! — поприветствовала меня вахтерша.
Я повел гостей к гардеробу. За спиной слышу мужской голос:
— Ты чего это пускаешь кого попало? Почему членские билеты не спрашиваешь?!
Я обернулся. К вахтерше подошел важный мужчина. (Как выяснилось потом, администратор Дома литераторов.)
— Это не кто попало, это гости вот этого товарища, — вахтерша показала на меня.
— Гражданин, я извиняюсь, вы член Союза писателей? — спросил меня администратор.
— Нет.
— Федор, не раздевай! — дал он команду гардеробщику. — Сожалею, но у нас только для членов Союза писателей.
Но тут вахтерша поспешно громким шепотом сообщила:
— Это — шофер Расула Гамзатовича!
— Что ж ты сразу не сказала?! Здравствуй, дорогой! — администратор крепко пожал мне руку. — Федор, раздевай!
РАСУЛ
Даже те, кому осталось, можетПять минут глядеть на белый свет,Суетятся, лезут вон из кожи,Словно жить еще им сотни лет.А вдали в молчанье стовековомГоры, глядя на шумливый люд,Замерли, печальны и суровы,Словно жить всего им пять минут.В шестидесятых годах Народного поэта Дагестана Расула Гамзатова избрали (назначили) членом Президиума Верховного Совета СССР (высший орган законодательной власти). Расул впервые явился на заседание этого Президиума и занял свое место за длинным столом. Вокруг стола ходили хорошенькие девушки в белых кофточках с бантиками и деликатно спрашивали у членов Президиума: «Не хотели бы вы послать телеграмму?» Расул сказал, что хочет. Взял у девушки гербовый бланк, на котором сверху, красным по белому, написано: «Правительственная телеграмма», что-то написал, отдал бланк девушке и сказал:
— «Молнию», пожалуйста!
Девушка быстро, почти бегом, направилась к выходу из зала заседаний.
— Девушка! Одну секундочку! — остановил ее Председатель Президиума Анастас Иванович Микоян. — Расул Гамзатович, я думаю, товарищам интересно, кому наш любимый поэт в этот памятный день отправляет телеграмму и что он написал? Если это не секрет, конечно.
— Не секрет. Пусть девушка прочитает.
Девушка посмотрела в телеграмму и покраснела.
— Дайте мне, — сказал Микоян.
Девушка принесла ему бланк с телеграммой, и Анастас Иванович прочитал: «Дорогая фатимат! Сижу в Президиуме, а счастья нет. Расул» (фатимат — жена Расула).
Это ему простили. Обиделись немножко, но простили.
…На одном из заседаний после голосования Микоян сказал:
— Товарищи, Министерство здравоохранения рекомендует через каждый час делать пятиминутную производственную гимнастику. Думаю, и нам стоит последовать этому совету. Не возражаете?
— Возражаем, — сказал Расул.
— Почему? — насторожился Микоян.
— Я целый час руку поднимаю — опускаю, поднимаю — опускаю. Разве это не гимнастика?
И это ему простили!
Но когда на правительственном банкете в Кремле, по случаю юбилея Октябрьской революции, Расул поднял тост «За дагестанский народ, предпоследний среди равных», а на вопрос — «Как это могут быть среди равных предпоследние?» — ответил: «Последние у нас — евреи», — это ему уже простить не смогли! На него так обиделись, что даже исключили из членов Президиума. Но через какое-то время вернули, — видимо, поняли, что без Расула Гамзатова на Президиуме стало очень скучно.
Многое из сказанного Гамзатовым стало афоризмами. Упомяну только последний:
«Дагестанцы, берегите эти бесплодные, голые скалы, кроме них у вас ничего нет!»
ЧЕЙ-ТО ПАПАША
Встреча первая
Летом в 1963 году в Дом приемов правительства СССР — здание, что находится за высоким желтым забором на Воробьевых горах напротив «Мосфильма», — пригласили нескольких кинорежиссеров (человек пятнадцать-двадцать), в их число попал и я.
У Гены Шпаликова есть стихи, которые мы часто пели под гитару:
Мы поехали за город,
А за городом дожди,
А за городом заборы,
За заборами вожди.
Там трава не мятая,
Дышится легко,